На первую страницу сервера "Русское Воскресение" На первую страницу

Интервью


Биография

Книги

Оглавление книг

Статьи

Интервью


Ход истории, ходы Сталина

+ + +

НЕ СТАЛИН ОПРЕДЕЛЯЛ, А ИСТОРИЯ - ХОД ИСТОРИИ, ХОДЫ СТАЛИНА

Так утверждает известный историк, автор вышедшего в этом году двухтомного исследования "Россия. Век XX" Вадим Кожинов. 21 декабря исполнилось 120 лет со дня рождения отца народов. Мифы о Сталине в интервью историка газете "Комсомольская правда".

Вадим Валерианович, давайте начнем разговор с вашего личного восприятия Сталина. Вы прошли облучение вождем?

- Ребенком я воспринимал его восторженно. Годам к 15 стал вольнодумцем. До поступления в университет в 1948 году я не то чтобы был настроен антисталински или антисоветски, скорее внесоветски, внесталински. Занимался историей, культурой, поэзией. От политики отстранялся, даже не вступил в комсомол. Но когда поступил в университет, застал там чрезвычайно политизированную молодежь. В основном сталинистски настроенную. Одним из первых людей, с которыми там подружился, был известный сейчас литератор Станислав Лесневский. Он был сыном врага народа и при этом весь пылал революционным социалистическим энтузиазмом. Это на меня очень сильно подействовало. И в 1950 - 1952 годах я был сталинистом, просто пропитался этим духом. Я даже был левее Сталина. Югославские руководители в 1948-м призывали его начать войну с миром капитализма, а Сталин сказал: это комсомольский экстремизм. Я был охвачен именно комсомольским экстремизмом. Но с 1952 года начал изменяться.

Что повлияло?

- Я видел много прискорбных вещей вокруг. Всю эту казенщину, формализм, грубость, бедность. Поэтому после смерти Сталина я вполне естественно воспринял критику, которая началась в его адрес. Стал в какой-то мере диссидентом. Правда, это продолжалось недолго. Многие диссиденты, к слову сказать, на склоне лет приходили к новому пониманию того, что случилось со страной. Не так давно в возрасте 96 лет скончался писатель Олег Васильевич Волков, которого я близко знал. Дворянин из богатой и знатной семьи, он 28 лет просидел в сталинских лагерях и, понятно, был крайне антисоветски настроен. Перед смертью он сказал: Я по-прежнему не принимаю и ненавижу коммунизм, но я с ужасом думаю, что теперь будет с Россией. Она слишком уязвимая и хрупкая страна, ей нужна была эта броня в виде СССР. А теперь я умираю с ужасом за будущее России .

Но ведь эту броню создал Сталин. Россия выносила в себе сталинизм всей предыдущей историей?

- Дело в том, что возможны две трудности у человека, который начинает обсуждать какой-нибудь сложный вопрос. У него или слишком мало материала для разговора, или слишком много. Вы упомянули о моем двухтомном сочинении, на многих страницах которого речь идет о Сталине. И изложить это кратко можно, только утрачивая обоснованность. За последние десять лет вышел целый ряд книг о Сталине - Антонова-Овсеенко, Волкогонова, Радзинского. В них Сталину дается крайне отрицательная оценка. А с другой стороны, вышли книги Косолапова, Жухрая, Похлебкина, в которых, наоборот, дается самая высокая оценка Сталину. С моей точки зрения, и у тех, и у других книг больше близости, чем чуждости. Потому что и там, и здесь Сталин рассматривается как творец истории. Просто в одном случае приписываемые ему грандиозные деяния оцениваются как достижения и победы, а у других авторов - как беды и поражения. На самом деле они едины в своем понимании хода истории.

А вы какой подход предлагаете?

- Я исхожу из постановки вопроса История и Сталин , а не Сталин и история . Над людьми - и над исследователями в особенности - тяготеет миф о Сталине. Я больше скажу: при жизни Сталина миф о нем играл неизмеримо более значительную роль, чем сам Сталин. Задумайтесь, почему девочка из священнического рода Зоя Космодемьянская перед повешением кричит: Сталин придет! Миф о Сталине побудил ее на отчаянный героизм. И на миллионы людей он так же действовал. Причем в создании мифа участвовали люди самых разных взглядов и самых разных слоев. Ведь первое яркое поэтическое произведение о Сталине - оду вождю - написал в 1935 году Пастернак. А еще раньше, в 1930 году, Юрий Тынянов в беседе с Чуковским говорил, что Сталин - гениальнейший человек нашего века, если бы даже он ничего не сделал, кроме коллективизации, он все равно был бы самым гениальным. И это тогда было настроение широких кругов.

Почему люди так легко поверили в миф?

- При Сталине произошло, в частности, определенное упорядочение жизни. После революции страна долго жила в обстановке хаоса. А тут наконец восстановилась более-менее промышленность, не было уже беспрерывных восстаний, волнений. Людям представлялось, что наступает какой-то порядок. И они готовы были, измученные предыдущей жизнью, принять в качестве божества человека, который-де наконец этот порядок обеспечит. И тут я перехожу к главному тезису. Ложно представление, что отдельная личность, пусть даже обладающая безраздельной властью, определяет ход истории своим умом, своей волей.

Определять не определяет, но влияет на нее, вплоть до того, что может повернуть вспять ход истории. Вспомните печально знаменитый пакт Риббентропа - Молотова 1939 года. Пойдя на соглашение с Германией, Сталин развязал Гитлеру руки, и началась вторая мировая война. Вензель министра иностранных дел, поставленный под пактом с благословения генсека, изменил весь ход мировой истории.

- На самом деле этим примером вы подтверждаете мою мысль. Да, сейчас многие оценивают пакт как чудовищное деяние. При этом забывают, что за год до этого, в 1938 году, точно такой же пакт заключил с Гитлером Чемберлен. Речь там шла о разделе Европы. Гитлеру предоставлялась свобода рук в Восточной Европе. Что было делать Сталину? Через год он сделал ответный ход - заключил пакт с Германией о мире. Даже многие западные историки признают, что иного выхода не было.

О мире? О том же разделе Европы.

- Назывался он о мире и добрососедстве. Сталин надеялся, что Гитлер, начав воевать с Англией и Францией, увязнет там надолго, и тем самым будет выведен из-под удара Советский Союз. Столкнуть своих соперников лбами - заурядная игра правителей и дипломатов. Почему то, что можно Чемберлену, нельзя Сталину?

Но Сталин жестоко ошибся. Пакт не отвел угрозы войны от СССР?

- Действительно жестоко ошибся Чемберлен, ибо Гитлер все-таки сначала двинулся на Запад, а не на СССР. Сталин ошибся в другом. Он считал, что война с Гитлером неизбежна, но ошибался, думая, что его война на Западе будет долгой и изнурительной. А Европа легко, почти без сопротивления сдалась Гитлеру. Сталин ошибся потому, что исходил из социально-классовых представлений, а не из геополитических. А геополитическая ситуация в Европе была совершенно иная, чем, скажем, в 1914 году. Но одновременно здесь и ответ на ваш вопрос - о роли личности. Люди, которые сейчас проклинают его, в глубине души по-прежнему считают, что Сталин - это тебе не какой-то там Чемберлен. С Чемберлена что возьмешь? Английский премьеришко. А у нас гениальный злодей. Поскольку они проклинают Сталина, они думают, что освободились от его культа. А на самом деле они топчутся вокруг культа.

Не было бы культа, и не топтались бы. Не топчутся же английские писатели и историки вокруг культа Чемберлена, Черчилля. Над Чемберленом и Черчиллем были еще монархи, парламенты, общественное мнение. У нас же власть в 1917-м взяли заговорщики. Что им было за дело до общественного мнения... Коллективизация - разве не личная ошибка Сталина? Ведь до революции Россия кормила хлебом Европу. А при Сталине миллионы умерли от голода. Причем в невоюющей стране. Опять - объективные обстоятельства?

- Действительно, до революции примерно треть хлеба, импортируемого в Европу, составлял российский хлеб. Замечу - треть. Другие две трети обеспечивали Северная и Южная Америка, Австралия. Но наш крупнейший экономист Василий Сергеевич Немчинов показал, что 70 процентов российского хлеба, который шел за границу и на внутренний рынок, поставляли до революции крупные хозяйства, на которых было занято 4,5 миллиона наемных работников. Крестьяне ненавидели эти крупные хозяйства, это были владения бывших помещиков и разбогатевших крестьян, ставших аграрными капиталистами. Именно этот хлеб увозился за границу, а вовсе не крестьянский хлеб. Крестьяне, как подсчитал Немчинов, более 85 (!) процентов производимого ими хлеба потребляли сами.

До революции. А после?

- А после сами крестьяне уничтожили и поделили между собой крупные хозяйства. По подсчетам Немчинова, количество крестьянских хозяйств выросло на 8 миллионов - примерно на треть. Они получили земли больших хозяйств. При раздаче никто не выражал опасений, что товарного хлеба не будет. Поначалу действительно хлеба хватало. Потому что во время гражданской войны городское население вернулось в деревню. Скажем, население Петрограда сократилось в три раза, Москвы - в два раза. Масса горожан погибла. А к 1928 году вдруг выявилось, что товарного хлеба для нужд городского населения нет. Пришлось (еще до коллективизации) ввести в городах карточную систему. Урожай был ненамного меньше, чем в лучшие дореволюционные годы, но товарного хлеба оказалось в два раза меньше. А городское население беспрерывно росло. Крестьяне же, по подсчетам Немчинова, продавали всего-навсего 11,5 процента производимого хлеба, а 88,5% потребляли сами. Это было гибельно для страны. В моем упомянутом сочинении показано, что именно Немчинова надо считать отцом коллективизации. Сталин в виде колхозов по сути дела восстановил крупные хозяйства с фактически наемными работниками. Так что это была не его злая воля, а неизбежное последствие разрушения крупных капиталистических сельских хозяйств, которое произошло во время революции.

Жестокость методов коллективизации оправдывает ее неотвратимость?

- Беспощадность присуща любой революции. У нас все время политику пытаются измерять с точки зрения нравственных норм, но это по меньшей мере наивно. Трумэн приказывает сбросить атомную бомбу на Хиросиму, а затем, два дня спустя, на Нагасаки, где находился лагерь с тысячами военнопленных американцев и англичан. К сожалению, мало кто знает, зачем была сброшена вторая бомба? А дело в том, что первая была урановой, а вторая - гораздо более дешевой, плутониевой. И Нагасаки уничтожили ради испытания этой бомбы! Де Голль, считающийся, кстати, своего рода благородным рыцарем, в 1958 году приказывает не допустить выхода Алжира из состава Франции, и 800-тысячная армия уничтожает 1,5 млн. алжирцев - то есть каждого шестого! Мне могут возразить, что жестокость коллективизации была обращена на своих же крестьян. Но классовое противостояние обычно не менее беспощадно - достаточно напомнить о крайних жестокостях Великой французской революции, одарившей французов гильотиной.

Так можно оправдать любое злодеяние и любого диктатора. На совести Сталина миллионы загубленных жизней. И все не по злой воле, от безвыходности.

- Революция - это всегда убийство предшествующего общества. И потенциально любой человек прежнего общества является как бы врагом революции. Причем характерно, что революция обязательно убивает главу прежнего общества, как это было и в английской, и во французской, и в нашей революции, - короля или царя. И представителей верхушки этого общества. А потом оказывается, что любой человек, который в чем-то сопротивляется, не согласен, тоже становится врагом. Так было и во Франции, где крестьяне Вандеи восстали против революции. До миллиона зверски уничтожили. А население Франции составляло тогда 25 миллионов человек. Это было похлеще, чем у нас. Поэтому приписывание Ленину и Сталину всего чудовищного, что происходило в нашей стране, - наивнейшая точка зрения. История должна чему-то учить нас. Я и сейчас считаю неверным, что в своих нынешних бедах мы виним конкретных лиц, например, того же Горбачева, Ельцина. Дело не в них. Дело в чрезвычайно сложном движении истории. Именно история ставит во главу таких людей. Если бы не Сталин стал в 1929 году абсолютным хозяином страны, нашелся бы человек, который вел бы себя примерно так же. То, что происходило в стране, определялось поведением миллионов и миллионов людей.

В таком случае, от какого сталинского наследия мы отказываемся? И какое, как это ни прозвучит кощунственно, сохраняем?

- Если исходить из того, что я говорил, я не считаю, что мы должны перенимать какое-то именно сталинское наследие. Мы должны принимать наследие нашей истории. Все почему-то заклинились на Сталине, забывая о том, что была могучая героическая история. Да, она была трагической. Но вместе с тем и героической. У нас внушают людям, что трагическая история - это нечто принижающее и даже позорящее страну. Это неверно. Трагедии - совершенно неотвратимый феномен человеческого бытия, никуда от этого не денешься. В богословских и философских учениях трагедия отнюдь не признается чем-то принижающим и позорящим. Скорее, наоборот. Гегель утверждал, что трагическое - форма проявления прекрасного. Невероятные трагические страницы были в истории других стран. И поэтому я глубоко убежден в том, что мы никуда не двинемся по-настоящему, если не перестанем обрезать корни, связывающие нас с той эпохой. Нам нужно укорениться в ней, но не ради наследия Сталина, а ради наследия истории народа. Часто говорят, что в 1917 году Россия взошла на Голгофу. Но в этой евангельской формуле заключен смысл не только унижения и смерти, но и величия и воскресения.

"Комсомольская правда" 21.12.1999

наверх

Биография

Книги

Оглавление книг

Статьи

Интервью